Случай в Момчилово [Контрразведка] - Страница 19

— Товарищ полковник, — улыбнулся он. — Если вы не против, я могу отложить свой отпуск. В конце концов, и в Момчилове климат неплохой! Вы знаете, там есть такая местность, Змеицей называется, так она но красоте, как мне кажется, немногим уступает Солнечному берегу.

Полковник опять шарил в своем столе — ему хотелось закурить. Хотя у него не было насморка, он шмыгнул носом и нахмурился — вероятно, потому, что не нашел в ящике сигареты. Он взялся за телефонную трубку и, повернув к Аввакуму просиявшее, взволнованное лицо, сказал торжественным голосом:

— Сейчас я скажу Христине, чтобы поставила под кран еще одну бутылку. Ты не возражаешь?

12

Происшедшие события я описываю так, как вижу и понимаю их сейчас, когда все уже выяснилось и давно позади. Ведь с тех пор прошло больше года.

Так уж получилось, что дня за три до всей этой истории — дело было в субботу под вечер — отправился я прогуляться по дороге, ведущей в соседнее село Луки. Я очень люблю эту дорогу. Она мягкая, ровная, всегда покрыта толстым слоем серой пыли. Когда идешь по ней, кажется, что движешься по бескрайнему пушистому ковру. С обеих сторон к ней подступают округлые холмы. Одни по самые плечи утонули в сосновых лесах, другие, кажется, завернулись в зеленые покрывала с мохнатой родопской бахромой, то тут, то там разукрашенные брусникой и боярышником. Глядишь, среди дороги стоит заяц — прежде чем ее пересечь, он, навострив уши, внимательно прислушивается. Потом подбросит кверху серый зад, скок-скок — и пропал в придорожных кустах. Мне хорошо знакомы повадки этого кроткого воришки: проберется в один из момчиловских огородов и давай лакомиться курчавой капустой, сладким перчиком. Да с каким аппетитом! В сумерках здесь носятся летучие мыши. Прошелестят над головой — и след простыл. В воздухе пахнет хвоей, травами. И такая тишина кругом, что если раздастся где ранний крик еще сонной ночной птицы, то покажется, будто над ухом взревел лесной зверь. Сколько раз я, так глупо обманутый, вздрагивал, как последний трусишка! Особенно там, где дорога огибает Змеицу… Правда, это место я обычно прохожу форсированным маршем — упражняюсь в быстрой ходьбе; говорят, она укрепляет сердце. Упражняюсь до тех пор, пока не отдалюсь от таинственной Змеицы шагов на сто. И тогда снова перехожу на обычный темп. С пастбищ, что разлеглись между Момчиловом и Луками, временами доносится успокаивающий перезвон медных колокольчиков — там пасутся отары овец. Далекий собачий лай звучит в моих ушах, как сердечный привет. От него становится веселей на душе. Пусть себе лают, на то они и собаки!

Вот за все это я очень люблю дорогу из Момчилова в Луки. Случается, что по ней ходит и доктор Начева, когда ее зовут к больному в какую-нибудь момчиловскую слободу. Но это несущественная деталь. Я прогуливаюсь там главным образом для того, чтоб любоваться природой. Конечно, бывает, иногда мы встретимся — я хорошо знаю, в какое время она обычно возвращается от своих пациентов. Но это, как я уже сказал, пустяковая и совершенно несущественная деталь.

С этой деталью мне довелось совсем случайно столкнуться однажды, когда я отправился на очередную прогулку в сторону Лук. На ее плечах был мягкий шерстяной платок цвета резеды; из-под его длинной бахромы виднелись обнаженные по локоть руки. Ее сопровождал босоногий мальчуган, чей носишко здорово напоминал запятую первоклассника. Остановившись, мы, как всегда, поболтали о том, о сем. Моя коллега доктор Начева возвращалась из Инджевой слободы — осматривала молоденькую помачку, которая должна была скоро рожать. Муж ее работал в Мадане, там он стал ударником и зарабатывал хорошие деньги. Молодая женщина все допытывалась: «Мальчик будет или девочка?»

Очень ей, бедняжке, хотелось родить мужу мальчика! Начева, конечно, сказала, что непременно будет мальчик. Тогда помачка позвала своего братца и велела ему проводить «дохторку» до самых Лук.

— Я ему говорю, возвращайся, а он ни в какую, — весело смеется доктор Начева. — Посмотрит на меня умильно вот этими своими угольками и опять семенит за мной, как на веревочке!

Внимательно слушая эту историю, замечаю, что моя коллега посматривает на меня лукавым, я бы сказал, интимным взглядом, и думаю: «А не сказать ли ей, что от коровы Рашки сегодня получен рекордный надой молока?» Только хотел было я поделиться с ней этой важной новостью, как она вдруг повела плечом, и от этого движения платок цвета резеды распахнулся на ее груди.

— Ну, а вы как поживаете? — спрашивает она, и я улавливаю в ее голосе чересчур уж лукавую нотку.

Мне кажется, что это не вполне подходящий момент, чтобы сообщать ей такую новость. К тому же не очень-то к лицу солидному, серьезному человеку вроде меня глазеть со столь близкого расстояния на ее бюст. Поэтому я опустил голову и принялся чертить носком ботинка в дорожной пыли какие-то геометрические фигуры. Тогда доктор Начева совершенно неожиданно говорит:

— Ну, пойдем, Али! А то скоро начнет смеркаться!

При этом она обернулась в мою сторону и весело захохотала, от смеха даже за бока ухватилась. А я хоть и обиделся на нее за этот смех, но все же не мог не заметить, что ноги у нее стройные, как у серны, да и талия тоненькая.

Когда я брел обратно, настроение у меня было не такое уж бодрое. Почему она вдруг рассмеялась? Эта мысль не давала мне покоя. Видимо, я долго думал над этим, потому что когда поднял голову и поглядел вокруг, то обнаружил, что Змеица осталась уже далеко позади. Выходит, прошел это неприятное место так же, как по утрам прохожу мимо старой корчмы. Я остался доволен собой и почувствовал, что мое упавшее было настроение поднялось по крайней мере на одну десятую градуса.